Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]
…через пару часов, когда уже разошлись из столовой научники-археологи, они вообще ушли самыми первыми, видимо, просто запоздало поужинав, когда сержант-патрульный увел, с разрешения Вяземского, солдат отдыхать до завтрашнего обеда, когда покинули зал и белобрысые загадочные личности, а остались только неисправимые картежники, старший лейтенант, наконец-то, решил, что настала пора и ему откланяться. Правда, перед этим он долго упрашивал Аньку попробовать стрельнуть из маузера прямо здесь и сейчас, гарантируя своей должностью, что ничего плохого не случиться и претензий за такую легкую шалость никто им предъявлять не будет. Слегка помучив контрразведчика, Анька согласилась, и, приоткрыв окно, он с восторгом пальнул из раритетного для него оружия в корявое абрикосовое дерево, притулившееся на маленьком заднем дворике гостиницы.
Игравшие в карты офицеры, кажется, даже и не заметили стрельбы, разве что — глаза скосили в сторону окна и тут же вновь уткнулись в карты. А вот выскочившую на шум выстрела Марину старшему лейтенанту пришлось успокаивать и словами, и своим собственным видом. Проводив обратно, в подсобку, удовлетворенную пояснениями официантку, Вяземский договорился с Анькой, что завтра же, после обеда, съездит с ней, ну и с маузером и Пашей, конечно, на стрельбище. Что бы своими глазами посмотреть на легендарные способности К-96.
— Интересно, куда и как он доберется глухой ночью да еще и подвыпив? — спросил Паша, когда Вяземский, горячо и искренне поблагодарив за прекрасно проведенный вечер, покинул столовую.
— А что ему с такой-то ксивой? — пожала плечами Анька. — Будь я тут начальником контрразведки…
— Потому и не дает бог бодливой корове рог, — проворчал Паша, все-таки, привычно недовольный навязанным знакомством.
Веселый и увлеченный старым оружием старлей ему понравился чисто по-человечески, но вот должность его, а главное — отношение к незнакомым и странным людям, не понравилось вовсе. Сейчас Паша находился под воздействием этих противоречивых чувств и ощущал себя немного дискомфортно.
— Грубый ты и ревнивый, как негритенок Отелло, — сказала Анька подымаясь из-за стола…
У дверей номера Паша насторожился. Там, за тонким дверным полотном, в предназначенном только им с Анькой помещении, находился кто-то посторонний. И Паша ощутил это шестым, седьмым, восьмым или как его не называй чувством, как частенько ощущал исходящую от людей опасность для себя или своей женщины. Впрочем, опасности-то как раз Паша и не ощутил. Только чужое присутствие.
Заметив, как изменилось поведение Паши, Анька рефлекторно, по привычке доверять своему мужчине во всем, вытянула из-под куртки вновь пристроенный туда при выходе из столовой маузер.
Не оглядываясь, зная, что Анька ведет себя правильно и разумно, сколько бы она не выпила, Паша отомкнул запертую дверь номера и шагнул в маленький, узкий коридорчик прихожей, расправляя плечи и чуть раздвинув в стороны руки, загораживая и без того большим своим телом следующую за ним Аньку.
В номере горел неяркий свет настенного бра, а посредине комнаты, отодвинув от стола подальше один из стульев, сидел тот самый белобрысый, запомнившийся Паше и Аньке еще по первому визиту в столовую, человек. Сидел он смирно, аккуратно положив руки на колени, как прилежный школьник. При более близком знакомстве оказалось, что лет ему около сорока, хоть и выглядит, как все блондины, помоложе. И сложен он отнюдь не для захвата возможных преступников, скорее уж — субтильно и сухощаво.
— Входите-входите, — пригласил белобрысый без всякой издевки в голосе. — В конце концов, это же ваш номер, а я только у вас в гостях, хоть и незваных…
И, поскольку входить тут было практически некуда, добавил:
— Присаживайтесь…
Анька, демонстративно, походкой модели на подиуме, подошла к кровати и вольготно расположилась на ней справа от сидящего, не забывая при этом держать его на прицеле. А Паша шагнул к столу, слева от белобрысого, и, выдвинув подальше второй стул, присел там.
Позиция оказалась полностью выигрышной для хозяев номера. Они не только при необходимости "брали в клещи" незваного гостя, но и доставляли ему определенный психологический дискомфорт в планирующемся разговоре. Ведь белобрысому придется обращаться то к Паше, то к Аньке постоянно вертя головой и не отслеживая и половины их реакции на свои слова. Впрочем, белобрысый маневр их оценил, слегка усмехнувшись и покачав головой. Видимо, он был готов и к такому повороту событий.
— Меня зовут Пухов, Егор Алексеич, — представился белобрысый. — Работаю старшим инспектором отдела контроля при Председателе Верховного совета. Нас еще называют "контролерами" или "ревизорами". А ваши имена я знаю. Фамилии и должности мне, думаю, ничего не скажут…
Настало время Паше и Аньке усмехаться и "держать паузу", потому как сказать Пухову в ответ пока было совершенно нечего. А тот неожиданно сменил тему. Да так, что ввел своих собеседников в легкий ступор.
— Маска-то у вас? В сохранности? — спросил Пухов.
— А куда она денется? — откашлявшись, что бы немного придти в себя, вопросом на вопрос ответила Анька. — В шкафу вон лежит, со старыми одежками…
— Я так и думал, — улыбнулся Егор Алексеевич.
— Вяземского ты нам подослал? — спросил, отвлекая на себя внимание, Паша. — И зачем же?
— Не подослал, а попросил пообщаться, — без тени улыбки в этот раз сказал Пухов. — Надо же было выяснить, что вы за люди, если люди вообще, и как мне с вами себя держать…
— Ну, и подслушивали весь наш разговор, естественно… — прокомментировал Паша.
— А как бы вы поступили на моем месте? — спокойно парировал Егор Алексеевич. — А теперь, наверное, можно и поговорить начистоту? В разумных пределах, естественно…
— То, что "мы пришли с миром" говорить не надо? — ядовито улыбнулась Анька, перехватывая инициативу.
Она очень не любила, когда её выводили из равновесия такими вот трюками, как вопрос про маску. Да и вообще всем поведением этого белобрысого дядьки.
— Не надо, — серьезно ответил Пухов. — Декларации о намерениях меня не интересуют…
Часть вторая
Мы играем
Во что захотим.
Мы упали
И летим, и летим…
А куда не знаем!
До поры, до поры.
Мы слепые
По законам игры.
"Агата Кристи"
1
Музыка оглушала, заставляла чувствовать себя погруженным полностью в мир звуков, упругих, как каучук, тесных, как новые ботинки, всеобъемлющих, как божий взгляд на грешную землю. В голове отдавались гулкие, для кого-то полные смысла слова, безукоризненным узором вплетенные в ритмичные аккорды.